— Аминь! — эхом отозвалась большая семья.
В это утро из чужих в доме не было никого.
В августе у православных верующих столько праздников, сколько не наберется ни в каком другом месяце в году. Тут и Илья Пророк, который лишь в свой день мочился в воду, отчего она становилась холодной и купаться в ней было уже нельзя. И Почаевская, и Смоленская, и Маккавей Иуда — этот к православию вообще был сбоку припеку. Здесь и Успенский пост с Яблочным Спасом с созревшими овощами и фруктами, за которым следовала сама Пречистая. Гуляй, если на то есть желание, и благословляй Господа, давшего людям столько радостных дней. Не обошел стороной знойный август и семью Даргановых, одарив ее сразу несколькими знаменательными событиями — приездом с учебы сыновей, набегом неведомых ранее родственников по линии Софьюшки. А под конец еще и повальной женитьбой их друг на друге. По такому случаю гудел не только дом станичного атамана, гуляла вся станица Стодеревская, с каждым разом привечая все новых гостей из казаков из других станиц по Кизлярско — Моздокской Кавказской линии, из русских солдат и офицеров, из горцев со степняками. Нередкими были и турки с греками, промышлявшие по правому берегу Терека разными товарами. Но притягивало к дому Даргановых не хлебосольное раздолье, такое на Кавказе было не в новинку, и даже не то, что хозяином праздника являлся сам станичный атаман. А то, что в одном доме в один день праздновалось сразу три свадьбы. О подобном терские казаки никогда не слышали, потому что жизнь на границе с воинственными горскими народами сплошь состояла из опасностей. И чтобы все три сына как один дожили до своих свадеб, такого тоже припомнить никто не мог. Добавляло грусти лишь то обстоятельство, что виновники торжества все как один скоро должны были отбывать из гостеприимного дома. Это играло роль той самой плетки, заставлявшей гостей пить вино восьмистаканными чапурами и закусывать питье свиными окороками с бараньими лопатками. Через месяц ведь не придешь и не напомнишь Даргановым о том, какую услугу пришлось оказать, когда свадьба катилась по станичной улице колесом от высокозадой арбы. Значит, хозяева не нальют лиший стакан виноградного вина, предложив обходиться тем, что в будний день позволяют себе сами. Вот и накачивались казаки с гостями впрок, славя молодоженов громче обычного и показывая удаль в песнях и танцах тоже вдвойне.
Урожайный август подкатился к концу, вместе с ним все дальше уходили русские полки с приданными им казачьими сотнями. Они углублялись на территорию горной Чечни с заоблачным Дагестаном, оставляя позади себя казалось бы мирные аулы с присмиревшими горцами. В этот раз ни один из членов большой семьи Даргановых не пошел воевать турка или перса. Зато на захват новых жирных кусков, принадлежащих азиатским государствам, отправились Чигирька с Тараской, сыновья родного брата атамана, подъесаула Савелия, да подросшие наследники его кумовьев. На свекров судьба полковничий дом обделила, эти близкие родственники жили далеко, в Европе. Но и без отцов не местных скурех, не обойденных вниманием братьев, родни на просторном атаманском базу, как и снаружи его, было достаточно. Один из них, крестник старшего сына Панкрата, летел на дончаке вдоль станичной улицы, распушив полы рубашки и нахлестывая лошадь нагайкой. Мальчик лет десяти спешил прямо к воротам.
— Хорошо держится, стервец, — заметив его, с удовлетворением буркнул себе под нос Панкрат. Он как раз собирался вместо батяки побывать на дальних кордонах, потому что был избран его заместителем. — Как только Чигирька возвернется из похода, надо этого мальца приставить к нему.
В конюшне за спиной сотника возились со своими лошадьми Захарка с Петрашкой, рядом с ними приводил в порядок тарантас кавалер. Он решил на этой коляске увезти Аннушку в далекую Францию, не подозревая, что терская казачка уже с рождения умела держаться в седле.
— Крестный Панкрат! — еще издали заблажил пацаненок. — Крестный… абреки выкрали вашу тетку Марью с меньшим твоим Басаем.
— Кого выкрали!? — все так–же тихо переспросил сотник, чувствуя, как в груди у него начинает разрастаться пузырь из ледяного холода. — Что ты там городишь, Никитка?
Мысли у Панкрата заметались, пытаясь устремиться в нужное русло. Он помнил, что после обеда Марьюшка вместе с его младшим сыном пошла на площадь перед ларьком, где собирались незамужние девки. Скоро она должна была вернуться, потому что солнце коснулось горных вершин и время подошло к ужину. Уж и Аленушка не единожды выглядывала в окно. Сотник бросил заниматься обраткой лошади и прильнул к жердинам плетня, малец натянул поводья как раз напротив него.
— Что ты сказал, Никитка? — с надеждой посмотрел на пацана Панкрат. — Повтори, а то я не расслышал. Дюже далеко было.
— Тетку Марью с Павлушкой абреки забрали в полон, — захлебываясь словами и слюнями, крикнул казачонок. — Они вышли за околицу встречать стадо, а тут налетели разбойники, отбили их от пастуха и привязали к своим лошадям.
Панкрат невольно отшатнулся назад, не в силах сдержать ярости, он рявкнул в пространство:
— Кто их туда посылал, этих неслухов? — он схватился рукой за луку седла. — Где абреки сейчас, показывай?
— Наверное уже через реку перешли, — оглаживая танцующего под ним скакуна, пояснил малец. — Разбойники зацепили пленных и шибко побежали к Тереку.
— Вы с пастухом узнали хоть кого из них? — уже в седле спросил есаул.
— Кажись, главарь на сына одного из убиенных братьев Бадаевых похож. Это мне Ефимушка передал.
— А где тот Ефимушка сам?
— Стрелили его, прямо на дороге и оставили…
Панкрат краем глаза заметил батяку, вышедшего на площадку крыльца. Скорее всего атаман успел услышать, о чем поведал Никитка, потому что повернулся к конюшне и крикнул возившимся там мужчинам:
— Захарка, седлай моего Эльбруса, — он сбежал со ступенек, на ходу застегивая на поясе ремень с оружием. Оглянулся на выскочившую из дома жену. — Софьюшка, подай винтовку. На конь, сынки!
Пятеро всадников перешли в бешенный намет прямо от воротных столбов, они проскочили станичную площадь и помчались по направлению к лугу. По мере их продвижения к околице к ним присоединялись все новые верховые, одетые кто во что горазд, но все как один при оружии. Всех их успел всполошить тот самый Никитка. Курени остались позади, под копыта коней легла успевшая подрасти луговая стерня с небольшими на ней копнами просушенного сена. Но этот путь оказался для скакунов коротким, перед их мордами уже вырастали махалки прибрежных камышей. Прорвав узкую полосу из сухостоя, всадники вылетели на берег Терека и остановились как вкопанные. В лучах заходящего солнца на другом берегу реки до самых предгорий было тихо и пустынно, словно не было там ничего, кроме корявых зарослей чинарового леса, да чеченского аула напротив, темнеющего плоскими своими крышами.